Александр Пономарев: «Таня» – это сказка, но страшноватая

Одним из событий минувшего сезона стала постановка Александром ПОНОМАРЕВЫМ пьесы "Таня" А. Арбузова в Российском Молодежном театре. До этого А. Пономарев был известен приверженностью к малоизвестному даже в театральных кругах авангардистскому репертуару ранней советской поры. Режиссеру удалось убедить зрителей и критику в том, что эти полузабытые произведения могут представлять собой художественную ценность. Даже "Снегурочку" Островского он поставил, соединив эту классическую сказку с текстом "Снежимочки" Велимира Хлебникова ("Шаман и Снегурочка", Российский Молодежный театр, 1999). На сцене этого же театра Пономарев воскресил из небытия "Победу над Солнцем" А. Крученых (1997), а в несуществующем сегодня театре "Чет и нечет" он поставил: "Николай Гоголь. Нос" (1988), "Елизавету Бам" Д. Хармса (1989) "Зангези" Хлебникова (1992) и "Кругом возможно Бог" А. Введенского (1991) и др. На фоне этих поисков выбор "спокойной" "Тани" был неожиданным шагом.

- Александр Михайлович, в вашей "Тане" есть некоторая загадочность, как в "Синей птице" Метерлинка: вы словно куда-то зовете зрителей, завораживая их красотой человеческих отношений, добротой людей 30-х годов, наивных как в сказке, их верой в будущее. Но куда вы их приводите? В страну тоталитарного режима с соответствующей времени атрибутикой сталинской эпохи - портретом вождя, видом Кремлевской стены и т.п. Как это совмещается?

- Это такой художественный ход, это не фига в кармане. Отчасти это мое личное, очень серьезное, отношение к той эпохе. Потому что воспитывали меня люди, которых я очень люблю и которые прошли через это время со всеми его ужасами. Не то чтобы я такой старый, но все-таки я успел застать этих людей, соприкоснулся со всеми "странными" вещами того времени. И я решил не "Хрусталев, машину!" снимать (хотя я очень уважаю кинорежиссера Германа), а рассказать о драматических событиях по-своему. При этом я никакой ни скрытый, ни явный диссидент и никогда не собирался порывать с родиной… Но в моей судьбе было очень многое, что побудило меня рассказать о том времени и его людях действительно в форме такой вот сказки про любовь, хотя в этой сказке названы конкретные этапы эпохи, названы конкретные события, скрытые за не совсем обычной формой. Как говорил сам Арбузов: "Если нельзя говорить правду, напишем сказку". Этот путь он выбрал сам для себя. Сейчас у нас можно говорить правду, но в данном случае я решил пойти путем драматурга. Сказка на самом деле получилась страшноватенькая. И было очень трогательно работать с молодыми актерами, которые вообще не знали того времени и многое начали узнавать и понимать только во время репетиций. Они поняли, что тогда тоже люди жили, любили, теряли близких, надеялись... И молодая артистка Дарья Семенова, репетировавшая Таню, поняла меня. (Очень рад за Дашу: ей вручена премия "Московские дебюты" и "Приз симпатий" "Комсомольской правды"). Я счел нужным вот таким образом заплатить по счетам, которые у меня были, за всех моих расстрелянных и сосланных. Я высказался по поводу того времени, с которым у меня очень серьезные счеты.

- Нет ли некоторой опасности, что тоталитарную атрибутику могут понять неправильно, а именно как ее воспевание? Торжественный дикторский текст в спектакле гласит, что на трибуну парада в честь 20-летия Октября поднимается великий вождь народов, который сейчас произнесет речь. И подобных моментов в спектакле немало.

- Конечно, я понимал, что это рискованные вещи. Но опять-таки это такой ход, без сарказма, без злой иронии. Естественно, это никакое не воспевание "атрибутики тоталитаризма", как, я надеюсь, понимает и зритель. На самом деле я все это ненавижу. Кстати, дикторский текст с парада - это я записал свой голос. Потому что включать голос знаменитого диктора Левитана, который с 1931 года вел передачи с Красной площади, было бы исторической неправдой. Ну, во-первых, этого в действительности не было, это все придумано Арбузовым, потому что Сталин до 41-го года никогда свои речи не читал, а в тексте пьесы объявляют, что Сталин сейчас будет говорить. Арбузов не использовал документы, а сам сочинил текст репортажа о параде. Видимо, из-за этого были нарекания в его адрес. Но он тогда молодой еще был, тридцать лет ему было, когда он писал "Таню". И он такое там наворотил! Этот первый вариант "Тани" огромный, пришлось его сокращать, особенно второй акт - я его почти вдвое сократил. Там столько историй про врагов народа, идут какие-то вставные спектакли… Если все это поставить, то постановка растянется часов на пять.

Таня - Д. Семенова, Герман - И. Исаев

- Великая актриса Мария Ивановна Бабанова играла Таню во втором или в первом варианте?

- История такая. Бабанова играла с самого начала. Но среди других Бабанова была возмущена тем, как это Таня могла не дослушать речь Сталина и идти спасать какого-то ребенка (Таня по профессии врач), и это было напечатано. Ну, они же все - люди своего времени. Даже знаменитый Г.Н. Бояджиев, сегодня классик театроведения, писал тогда ругательные статьи по поводу первого варианта "Тани".

- Александр Михайлович, почему все-таки вас привлек первый, а не второй вариант? Тем более вам пришлось проделывать большую сценарную работу.

- После всех "проработок" Арбузов создал второй вариант: он убрал множество действующих лиц, сделал такую локальную мелодраму, свел все до истории, которую любимый мной А.В. Эфрос тоже ставил. В общем все пришло к тому, о чем в одном фильме Марка Захарова поют так: "Давайте тихонько, давайте вполголоса". Почему я так влюбился в эту пьесу в ее первом, на самом деле далеко не совершенном, варианте? Мне хотелось адресовать спектакль прежде всего этим ребятам, с которыми я работал, и их ровесникам. У меня в спектакле только два старика, бабушка и старик-еврей, а остальным всего лишь по 22-24 года. В первом варианте пьеса вся такая лохматая, взбудораженная и этим мне интересная. Молодая! А так как они, молодые, все сейчас лохматые, то это совместилось. И это меня увлекло.

- То, что вы обратились к Арбузову после своих любимых авангардистов, наверно, для вас самого было некоторой неожиданностью?

- После всего того, что я ставил, я и не подозревал, что заинтересуюсь Арбузовым. Меня окончательно по всем статьям причислили к авангардизму (хотя русские авангардисты всегда сопротивлялись этому термину). Эта традиция до сих пор мне дорога. Кстати, очень давно, еще лет пятнадцать назад, я думал о советской драматургии и вообще о советском искусстве как о форме, вместившей очень серьезное жизненное содержание. На эти мысли меня натолкнуло и сопоставление с киноискусством гитлеровской Германии, где режиссер Лени Рифеншталь открыла потрясающий жанр, впечатляющая сила которого в большой мере кроется в искусстве монтажа (кстати, я сейчас и кино собираюсь заниматься). А это мне напомнило очень похожие динамичные и монументальные полотна нашего художника Александра Дейнеки. Меня всегда интересовала форма творчества (я боюсь какие-то термины употреблять), когда государство проецирует себя в искусстве до такой степени сильно, что искусство начинает ему отвечать проявлениями серьезными, как, например, те же плафоны Дейнеки на станции Маяковская. Если задрать голову и всмотреться, а не просто пройти мимо, то мы увидим, что эти плафоны - настоящее искусство. Это было серьезное время, и оно породило серьезное искусство.

- Не хотелось ли вам ту высокую духовную и нравственную атмосферу, которая царит в вашем спектакле, противопоставить сегодняшнему времени без веры, без идеалов?

- Моя задача была противопоставить этот спектакль неопозитивизму, который всех нас захватывает. Я не хочу сказать - американскому неопозитивизму, тем более что позитивизм выдумали не американцы, они просто его усиленно продвигают. Стремление в жизни к результату - вот и все! И они эту проекцию мышления развивают, насаждают, внедряют. На самом деле это одно из самых страшных явлений. Всем своим духом наш спектакль противостоит этому, он создан ради борьбы и с этой тенденцией тоже. Хотя я не хочу ничего плохого сказать об Америке. Даже в искусстве, в отношениях между людьми все явственнее дает о себе знать конкуренция. Но что меня радует, это молодые актеры и та молодежь, которую я наблюдаю. Они очень от этого устали, они действительно хотят чего-то другого. Видимо, я отчасти попал своим спектаклем в какие-то болевые точки времени. Если на сцене искренне сыграно про любовь, молодые зрители всегда живо воспринимают такие мотивы. Но "Таня" - спектакль не только про любовь, а еще и про то, что надо как-то жить дальше нашей больной стране. В общем все высокие слова Арбузова я оставил ради страны, ради ее будущего.

- Александр Михайлович, какие спектакли, кроме "Тани", вы поставили в прошедшем сезоне и каковы ваши планы?

- Под занавес сезона в Театре Около дома Станиславского я поставил спектакль по Сервантесу "Правда о Дон Кихоте и Санчо" с Андреем Кочетковым в главной роли; он же создал текст инсценировки. На радио прозвучал спектакль "Изгнанники" по произведениям Р. Брэдбери, Э. По, А. Бирса и Ч. Диккенса с участием Александра Феклистова и Дмитрия Писаренко; в этой своей постановке я также выступаю и как актер. В конце сентября выходит спектакль по книге А. Линдгрен "Пеппи Длинный чулок", который я репетирую в самарском театре "Самарт". Приступил к подготовительному периоду съемок большого кинофильма "Глазами волка" по сценарию молодого кинодраматурга Елены Долгопят; предварительное согласие сыграть главную роль дал Вячеслав Васильевич Тихонов. В сентябре по каналу "Культура" планируется показать фильм "Стоянка", который я снял по рассказу Дж. Лондона; в нем участвуют Александр Феклистов, Иван Шабалтас, Ирина Пономарева. Веду переговоры с несколькими театрами и о других постановках.

См. также:

• Театр: Молодежный
• Спектакль: ТАНЯ
• Актер: Пономарев А., Российский Молодежный театр

Редакция журнала "Театральная Афиша"
Пишите нам: afisha@teatr.ru

главная страница | Реклама на сайте | театральный клуб | третий звонок | рекомендуем спектакли | ссылки | журнал